[opheartfest]

Название: BURN TO ASHES/ДОТЛА
Автор: debil
Форма: фанфик
Пейринг/Персонажи: Нами, Усопп
Жанр: пре-гет
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Примечание: спасибо Vi за все.

Нами стоит в двери мастерской. Большая тяжелая лавка, беспорядочно расставленные ящики с инструментами, коробки со свернутой в трубки бумагой, ватманом и холстами; на полу, на столе, на ящиках – обитые металлом коробки с карандашами, подставки с кистями, мелки в картонных коробках и тюбики с краской.
На стенах – прорва рисунков. Города, небо, море. Люди.
В углу – мольберт с планшетом, на нем – незаконченный рисунок, еще карандашный набросок.
На стенде у левой стены – листовки с наградами за пиратов Соломенной Шляпы.
Посреди комнаты – Усопп. Неподвижно сидит спиной ко входу на одном из ящиков, опершись локтями о стол.
В каюте непривычно темно. Вместо ярких ламп – отблески света из иллюминатора и нервный огонек свечи на столе.
– Привет, – говорит Нами. Стоит в двери и переминается с ноги на ногу. У нее потеют ладони. – Тебя не было на ужине. Он остынет, если не поспешишь.
В его каюте воздух пыльный и спертый. В ее каюте с картами он такой же.
– Я что-то не хочу, – помедлив, говорит Усопп. – Луффи не даст ему остыть. Ничего страшного.
Усопп не приглашает Нами войти.
Она подходит к письменному столу. Садится на стоящий рядом ящик.
На столе – стопка бумаг да небольшой рисунок, влажной, незасохшей акварелью дрожащий в неспокойном свете огонька.
Усопп держит наполовину сожженный лист над свечой. Огонек пляшет на бумаге, то чуть-чуть не доставая алыми языками до носа Усоппа, то почти затухая, перекидывается с одного края листа на другой в такт поворотам руки. После него – черный рассыпающийся прах.
Нами смотрит на рисунки на дальней стене мастерской. Акварельный Санджи с кривым носом. На холсте – масляный Зоро. Лоснящийся от восковых мелков Чоппер смущенно прячется за мелковую дверь. Старательно заштрихованный острым грифелем Фрэнки с заштрихованной же Робин на плече. Комикс про Луффи и Усоппа, раскрашенный цветными карандашами. Брук с потекшими тушью глазницами.
Они сидят молча. Нами слышит только громкое биение крови в ушах и шуршание бумаги. Усопп заканчивает с одним листом и берется за следующий. Стол уже покрыт неровным слоем пепла.
– Что ты рисовал? – решается нарушить тишину Нами. Протягивает руку к сохнущему рисунку на краю стола.
– А, – оживляется Усопп. – Твой мандариновый куст. Но я только рисовал, не трогал, – оправдывается он, натянуто улыбнувшись.
– Красиво, – говорит Нами. Вообще-то она не против, если бы Усопп трогал ее мандарины. И не только мандарины. Нами вытирает о брюки вспотевшие ладони. Смахивает с лица челку. – У тебя все на картинах красивое. – Нами спотыкается о повисшую тишину. – А сейчас что ты делаешь?
Усопп протягивает руку за очередным листом.
– Избавляюсь от уродства, – говорит Усопп. Вертит в руках пылающий огрызок. – Ну, ты должна понимать. Ты ведь тоже рисуешь.
Нами кивает. Она рисует. Чаще всего, конечно, карты. Топографические, логистические. Планы местности. Карты островов, сети дорог. Узлы водного транспорта. Графики рельефа.
Иногда, чтобы отвлечься, она тоже рисует природу или людей. Не так, как Усопп: ярко, сочно, с тысячей еле заметных штрихов и поправок, в конце превращая белый лист в настоящее буйство красок, вызывающее водоворот эмоций; незаметная полуулыбка, манящий огонек в окне, слегка вскинутая бровь, ненавязчивый солнечный блик в море делают работы по-настоящему очаровательными. Нами рисует обычным карандашом, скупо, быстро, длинными четкими линиями, с неохотой отрывает руку от бумаги; почти так же, как она рисует графики. Рисует и стыдливо убирает в нижний ящик стола.
Не сжигает – никогда.
Лист в пальцах Усоппа сгорает до маленького треугольника с опаленными черными краями. Усопп молча берет следующий. Пальцы у Усоппа крепкие, длинные и цепкие. Точно такие, какими должны быть у стрелка и художника. Это рабочие, умелые пальцы, и Нами непроизвольно улыбается и тут же закусывает губу, на секунду представляя, что Усопп может этими пальцами сделать с ней.
Молчание и потрескивание свечи гонят ее прочь из каюты.
– Можно мне посмотреть? – говорит Нами.
– Смотри, – помедлив, разрешает Усопп.
Нами протягивает руку к столу и наугад вытаскивает из стопки рисунков, безжалостно отправленной на сожжение, несколько листов.

На самом верхнем рисунке – Нами.
За ним – Нами в профиль.
На следующем – Нами смеется и показывает руками: «все о-кей».
Нами дремлет на палубе, утомленная от жары.
Нами опирается о фальшборт и с улыбкой смотрит в небо.
Нами стоит по колено в море, в купальнике, прикрывает глаза от солнца.

На всех рисунках она – потрясающе красивая. Не такая, как по-настоящему. Идеальная. До невозможности совершенная.
Усопп сжигает её.
У Нами сердце бьется так, что отдает в виски, с каждым ударом чернеет в глазах. У нее горят уши. В горле – тугой комок обиды. Она поднимает глаза, и первое, на что натыкается взглядом, – стенд с листовками. Сверху – улыбка Луффи, рядом слева – Санджи, справа – оскал Зоро. Снизу полукругом – Чоппер, Фрэнки, Робин и Брук, в самой середине гордо расположился сам хозяин мастерской – Усопп.
Листовки Нами там нет.
Нами вообще в этой комнате нет.
Усопп молчит. Усопп ее сжигает. Усопп все делает, чтобы ее не было.
Нижняя губа Нами тянется вверх.
– Уродство, да? – Нами до боли сжимает ладонь. Сжимает рисунки. По пылающим щекам у нее стекают слезы. Горькие, обжигающе-соленые, горячие слезы обиды.
– Уродство, – говорит Усопп. Будто ножом режет. Он, наконец, поворачивается, отряхивая от ладоней пепел. – Нами?
Нами сидит на ящике, комкая в ладонях совершенство.
Усопп сидит на ящике, стряхивая с рук бездарность.
– Ну, ты чего? – Усопп вскакивает и наклоняется к Нами, она в ужасе отшатывается. Усопп садится обратно и виновато усмехается: – Извини. Я плохой художник. Еще хуже, чем пират.
– Уродство, – одними губами говорит Нами. – Уродство. Уродство. Уродство. Уродство. Уродство. Уродство.
– Нами, – говорит Усопп.
– Нами, - говорит он.
– Ты такая красивая, Нами. Настолько, что не выразить на бумаге.
Усопп улыбается. Нами улыбается, утирает слезы и протягивает ему рисунки. Он благодарно берет их. Аккуратно расправляет. И сжигает дотла.
Нами сидит и смотрит на жадное пламя свечи.
Первое, что она сделает, вернувшись к своему столу, – сожжет портреты Усоппа.